Я вырос на современной христианской музыке. Если не верите, покажу вам кассеты Майкла У. Смита. Казалось, что у юного американца из баптистской семьи на домашнем обучении другого варианта и быть не могло. Мы ходили в современную церковь, но в конце 80-х - начале 90-х это означало, что пели мы немного хоровых произведений, некоторые песни из раннего «христианского современного прославления» (Киф Грин, например, Маранафа и тому подобное), пели гимны, госпел, но не то, что слышали по радио. Теперь все обстоит иначе. Пусть и нет между ними стопроцентного совпадения, но «церковная» музыка и музыка «по радио» мало чем теперь отличаются друг от друга.
Я не уверен в том, что это хорошо.
В последнем своём посте об упадке современного поклонения я говорил о том, что, возможно, пришло время для христиан, в особенности, признающих значимость музыкального поклонения, покончить с индустрией поклонения, пока она его [поклонение] не убила окончательно. Да, я считаю, что ситуация столь плачевна, и вот почему.
1. Единственная цель этой индустрии – раскрутить нас на чувства. Подобно музыкальной мейнстрим-индустрии, она должна обращаться к нам исключительно через наши чувства: по-другому добиться широкого интереса в культуре, зависимой от зрелищ, просто не получится. Соприкосновение с ней должно производить в нас исключительно эмоциональный отклик. Первые аккорды зажигают в нашей душе искру. Нужно завладеть нашим вниманием, затянуть нас в процесс – иначе не получится продать. Качество богословия, поэзии и музыки отходит на второй план. Мы же меняем красоту Божьей истории на первоначальный трепет от предвкушения предстоящих переживаний, произведённый в нас путём воздействия на органы чувств. Смысл поклонения на собрании верующих не в том, чтобы петь Иисусу песни о любви. В этом смысле я согласен с определением Роберта Веббера: поклонение – претворение Божьей истории в жизнь.
2. Индустрия лишает нас поклонения. Если разум не задействован, а поклонение сведено к эмоциональным переживаниям, поклонение скатывается в эгоцентричную и автореферентную бездумность. Выражаясь расхожим, по моему опыту, в евангелической культуре термином, оно становится «нехристианским». Оно обращает нас внутрь самих себя. Как часто мы слышали следующие слова: «Я не могу поклоняться под такую музыку!» или же «Сегодня я, действительно, ощущал, что могу поклоняться!» Всё это означает приблизительно следующее: «Меня не развлекли» или «Я ничего не понял». Подлинное христианское поклонение происходит в тот момент, когда мы становимся участниками христианской истории, приобщаясь к ней через Слово и Таинства. Когда всё это сделано правильно, единственный возможный отклик – перенести внимание с самого себя на благость Бога и Божьего творения в истории человечества и на поиски нашего места в Божьей истории.
3. В ней утверждается, что музыка и ЕСТЬ поклонение. Для индустрии «поклонение» - это музыкальная составляющая богослужения. В ней используется старый порядок с «собрания возрожденцев», где продолжительное пение предваряет долгую проповедь. В большинстве случаев приглашение к покаянию/участию вытесняется еще одним блоком песнопений. Пение – это «поклонение», а проповедь – это… ну, тут мы ничего определённого сказать не можем. Это, на самом деле, не поклонение. Нет места общей молитве, чтению символов вероисповедания, исповеди. Никаких больше собраний, провозглашения, благодарения. Музыкальное «поклонение» индустрии, её альбомы и лидеры «поклонения» помогли закрепить отход современной церкви от литургии прошлых времен.
4. Это – производная от коммерческого музыкального мейнстрима. В шестидесятых прошлого столетия Леонард Бернштейн говорил о том, что лишь пять процентов от всего массива поп-музыки, заполонившей собой все эфиры, представляли некую ценность и подарили миру шедевр Брайена Уилсона, например. По прошествии пятидесяти лет этот процент, безусловно, ещё больше снизился вследствие экспоненциального роста в объёме производимой продукции. Приверженность созданию переложенных «на христианский лад» версий популярных форм не оставляет в индустрии никакого места для творчества. В ней лишь воспроизводятся продаваемые звуки и дополняются «правильными христианскими» образами. (David Crowder Band, разве, не напоминает вам по звучанию Hootie и the Blowfish? Или это исключительно моё восприятие?)
5. Она увековечивает неказистую современную субкультуру христианских медиа-средств. Недавно я вдруг понял, что в кинематографическом мейнстриме христианские фильмы куда лучше, чем у любой «христианской» кинематографической компании. Просто для них главная задача – рассказать историю в то время, как в христианских фильмах неизбывно прослеживается попытка прочитать проповедь о «работе над собой», без каких-либо острых оборотов. Дисней подарил нам «Хроники Нарнии». Христианская культура подарила нам франшизу на «Fireproof» и «Left Behind». И всё это наглядно подтверждает мою мысль. Христианская музыка в этом отношении почти ничем не отличается. Ну никак в пять процентов Бернштейна она не укладывается: слишком много усилий тратится на заявления о том, какая она «христианская», вместо того, чтобы рассказывать историю.
6. Она искажает богословие. Главным образом, из-за того, что формируется за счет неверных источников. Золотой запас церковных гимнов написан пасторами и богословами. Над его созданием трудились поэты и учёные. Итог – тексты отменного качества. Индустрия же в своей погоне за продажами терпит лишь продаваемых авторов продаваемых песен. Священное искусство повествования она вверяет многим, не проверяя на сомнительность их послужной список в качестве музыкантов, поэтов или богословов.
7. Она создает суперзвёзд поклонения. Не думаю, что всеми музыкантами и лидерами поклонения движет исключительно одна жажда славы. Думаю, что большинство среди них будет избегать такого ярлыка. Но именно это с ними и происходит. Они не могут ничего с этим поделать. Мир зрелищ порождает мир поклонников. Они соответствуют своей роли в том, как говорят, как одеваются и как выглядят. Того требует само их существование. Их ремесло скопировано с ремесла звёзд музыкального мейнстрима, вместе с нашей реакций на них. Мы, церковь, превращаемся в публику. В группу поддержки. В подростков, скандирующих «за Иисуса».
8. Она превратила музыку в замену Евхаристии. Большинство евангельских христиан, вместе с традиционными протестантами, которые рассматривают коммерческую христианскую музыку в качестве хранителя сложившегося уклада, используют музыку так, как если бы она была священным действием. Через свою музыку они позволяют себе эмоционально перенестись к ощущаемому на сенсорном уровне единению с божественным. Музыка для них и хлеб, и вино. Не верите мне? Попробуйте сказать своей церкви, да даже своему пастору о том, что нам следует переиграть распорядок. Давайте проводить Святое причастие каждую неделю, а музыкальное поклонение – раз в месяц (или, как в тех местах, откуда я родом, - раз в квартал). Вряд ли такие инициативы будут встречены «на ура».
Я думаю, именно по этой причине среди большинства евангельских христиан (а не только среди последователей вероисповедания Цвингли) столь обесценивается Святое причастие. Они просто не видят в нём смысла. Они ничего не чувствуют. Для них отсутствие побуждения приравнивается к отсутствию поклонения. Что же до церкви прошлых времён, то поклонения без Евхаристии не проводилось. Это было естественной кульминационной точкой в литургии. Мы принимаем хлеб и чашу и изливаемся на иссушённое, жаждущее творение как участники евангельской истории. Иисус приглашает нас к участию со словами: «Сие есть Мое тело и Моя кровь». Музыка добавляет ценное измерение, но не вводит нас в присутствие Бога.
Святое причастие
«Но в таком случае никто не станет приходить на наши богослужения! Будет уныло! Будет скучно!»
Подобно хорошему искусству, христианское поклонение требует нашей посвящённости. В некотором смысле поклонение должно в высшей мере быть скучным: оно не предлагает излишнего побуждения к той или иной реакции, которого жаждут массы. Но те, кто, по-настоящему, в нём участвует, находят его куда более захватывающим, чем любые (традиционные или христианские) информационно-развлекательные средства, поскольку оно предлагает нечто в корне отличающееся от порочной обыденности.
Итак, что мы можем сделать? Думаю, каждому из нас нужно принять самостоятельное решение. Для себя лично, за крайне редким исключением, я решил: я не поддерживаю индустрию поклонения. Я не плачу за музыку. Не хожу на концерты. Я не слушаю коммерческие христианские радиостанции. Я просто не могу. Я не веду речи о революции. Не говорю о разнице в предпочтениях. Для меня это – вопрос совести. При том что я не перестаю слушать различные формы популярной мейнстрим-музыки – и старой, и новой, – я не стану поддерживать версию «на христианский лад», искажающую основы христианского поклонения.
Поверьте, это не гневная тирада против новой музыки. И в наши дни пишется хорошая духовная музыка, но в большинстве случаев нам необходимо выйти за пределы машины по созданию поклонения, чтобы её найти.
Речь про то, чтобы освободить поклонение от тисков индустрии.
Речь про необходимость пересмотреть порядок, в котором нам, церкви, следует взаимодействовать с музыкой.
Я призываю отвергнуть бедность художественных образов коммерческого мира и обогатить наше поклонение творческим началом.
Нам нужно задействовать в поклонении и разум, а не просто ожидать эмоционального воздействия.
Нельзя настолько упиваться «домашним вином» коммерческой музыки, чтобы так и не научиться дегустировать Bordeaux (Бордо) благодати, которое предлагается нам безвозмездно.
Подлинное христианское поклонение не сводится к зажиганию искры. Оно состоит в зажигании света, которым озаряется тьма.
Не пришло ли нам всем время прекратить игры со спичками?
