Сижу между морем, Везувием и еще одной безымянной для меня горой и думаю, что, случись сегодня трагедия 79-го года нашей эры, мне будет некуда бежать. Запертый я буду ожидать своей участи, которая по оценкам ученых будет настигать меня со скоростью 700 км/ч. То есть за какие-то полторы минуты моя «жизнь вполне» превратится в «жизнь была». Но в рамках этих полутора минут у меня есть все, что мне нужно: вкусная еда, отличная комната в отеле и пусть холодный, но бассейн.
Последние несколько дней на юге Италии меня не покидает чувство, что я в России. Те же невеселые лица и неуютные улицы. Грязь, которая почему-то заканчивается, как только начинается чей-то частный дом, сразу за забором. На дорогах, кажется, никто не едет по правилам. Я превышаю скорость на 20 км/ч и все равно оказываюсь самым медленным на дороге, ловлю на себе недовольные взгляды обгоняющих меня неаполитанцев. Стихийно паркующиеся на тротуарах аборигены, кажется, не думают ни о ком, кроме себя: если надо запарковаться на пешеходном переходе, то запаркуются. Как же мне все это знакомо. Такое впечатление, что я просто перестал понимать русский язык, а все местные жители именно на нем и говорят.
Мы часто рассуждаем о цивилизованности Европы и дикарстве России. Но вот я в самой, так сказать, Европе. И особой разницы между российским менталитетом и южно-итальянским я не вижу. И с этой недели для меня вдруг есть две Италии: севернее Рима и южнее Рима. Как так может быть? В рамках одного демократического, цивилизованного государства сосуществуют два мира. В одном люди стремятся к порядку, на улицах чистота, на дорогах относительный порядок. В другом грязь и хаос.
Когда в Москве начались белоленточные протесты было очевидно, что в единое целое объединились люди, которым, по сути, жаловаться на плохую жизнь вроде как и грешно. Сытые, обеспеченные люди захотели цивилизованности и потребовали ее от государства, которое до сих пор им в этом отказывало. Меня откровенно удивляло то, что те, кому бы на самом деле следовало протестовать, этот протест не только не поддержали, но и даже выступили против, обвинив протестующих в том, что те «явно зажрались». И вот я смотрю на Италию и вижу сытый, обеспеченный, цивилизованный север. И его антипод, расположившийся южнее Рима.
Неужели потребность в цивилизованности возникает лишь на сытый желудок? Я в детстве на умных книжках был научен, что бедность – не порок. Что можно быть бедным и честным. Почему же в реальном мире я не вижу этому сколь бы то ни было вменяемого подтверждения? Вот есть деньги, и становятся возможными чистота, порядок, цивилизованность. Денег нет и гарантированно грязь, хаос, уныние и в разной степени дикарство. Мне не нравится этот вывод. Но, похоже, свобода – это все-таки товар, который покупается или зарабатывается упорным трудом.
Спроси любого неаполитанца, свободный ли он человек, вам ответят: «Вне всякого сомнения!» Но свобода эта сродни этим последним мгновениям до «жизнь была». Это свобода полутора минут, когда еще есть возможность дышать в рамках «объяснимого хаоса». Возжелавший свободы, должен быть готов бороться с бедностью, смена политических лидеров и даже строев, судя по всему, желательное условие, но совсем не обязательное. Бедных же, по словам Христа, мы будем иметь всегда. Значит, и свободы нам не видать. По крайней мере рукотворной. Остается стяжать лишь сверхъестественного. Той, свободы, которую Христос обещал, когда мы познаем Истину.